25.07.2014 в 15:59
Пишет fandom Shaman King 2014:fandom Shaman King 2014 – II левел – драбблы (10 + список)
Дух дороги
Чего стоит счастье
Абдоминальные бабочки
Что бы ни произошло
Покорность
Узри жуть и ужаснись
Чёртовы девчонки
На дне чайной чашки
Командир
Предложение, от которого невозможно
Во всей Америке только тот не слышал о трассе 666, кто совершенно не интересуется всевозможными легендами, особенно связанными с дорогами и дорожными призраками. Множество пугающих и не очень историй рассказывают о ней, но мало кто знает, что ровно посередине трассы стоит совершенно обычная с виду придорожная забегаловка, увенчанная неоновой вывеской, половина букв на которой давно уже не горит. Со стороны эта забегаловка ничем не отличается от миллиардов других, разбросанных по американскому континенту, разве что свет в окнах вызывает ассоциацию скорее не с люминесцентными лампами, а с чем-то потусторонним, так что у нормального человека не возникает особого желания заглянуть на огонёк.
Хотя нормальные люди здесь и не появлялись. Это становилось понятно с первого же взгляда, брошенного на автомобили и мотоциклы – последних здесь было явное большинство, – слишком уж не походили стоящие тут транспортные средства на принадлежащие обычным людям. Из колёс одних росли шипы, больше похожие на ветки деревьев, чем на часть механизма, другие казались объятыми языками пламени, не имеющими ничего общего с обычной аэрографией. Третьи и вовсе выглядели пришельцами из других времён и миров: то ли далёкого прошлого, то ли не менее далёкого будущего.
Впрочем, водители выглядели не менее странно, если не сказать больше. Вокруг стойки собралась тесная компания байкеров, кожаные куртки казались продолжением их тел, а не одеждой. В одном из углов сидела бледная девушка в пронзительно белом платье, окружённая отчётливым кругом пустоты. В другом, среди прочих посетителей забегаловки, сидели двое: мотоциклист в глухом шлеме и толстоватый среднего возраста мужчина, казавшийся чужим на этом празднике жизни – или не-жизни?
Мотоциклист явно волновался, постукивал пальцами по столу. С чёрной перчатки падали хлопья сажи, усыпая столешницу вокруг пепельницы. Его собеседник, напротив, источал благодушие и спокойствие, чему, видимо, немало способствовало содержимое стаканов, выстроившихся перед ним в батарею.
– Не понимаю тебя, – голос из-под шлема прозвучал так, словно шёл из глубокой бочки.
Мужчина замахал рукой.
– Тебе и не нужно ничего понимать, Гонщик, – добродушно сказал он. – Это мой выбор, и мне он нравится.
Тот, кого он назвал Гонщиком, раздражённо одёрнул лацканы куртки. Из-под шлема выбились и заплясали небольшие огненные язычки.
– Когда ты стал одним из нас, главным ты считал именно нашу свободу, – уже не гулко, а с каким-то шипением сказал он. – Теперь же ты добровольно привязываешь себя – и к кому? К подростку, да ещё и из другой страны. Он уедет рано или поздно, Билли, ты сам должен это понимать.
– Именно так.
Мужчина по имени Билли сделал длинный глоток из непустого стакана и задумчиво сказал:
– Он уедет. И всё вернётся на круги своя.
Оба они прекрасно знали, что подразумевается под этими, в общем-то, банальными словами.
Духи дорог были одновременно свободны и связаны – связаны своими прегрешениями, своими прошлыми жизнями и поступками. Обязанные вечно скитаться по пыльным трассам Америки, сжимать всегда холодными пальцами руль мотоцикла, вглядываться в темноту сквозь лобовое стекло автомобиля, сплёвывая по так и не ушедшей привычке за окно, – они не видели и не знали ничего, кроме этого. Единственными мгновениями покоя в их существовании были вот такие посиделки в придорожной забегаловке. А после духи вновь и вновь возвращались в мир, где было только движение – всегда вперед и вперед, пусть даже конца у этой поездки и не предвиделось. Шины их автомобилей и мотоциклов не оставляли следов, все, что было у духов – это дороги, сплетающиеся друг с другом в замкнутый круг. Один бесконечный путь в вечность, который не предполагал остановок дольше, чем требовалось на стакан-другой выпивки. Путешествие, которое не допускало привязанностей и долгих знакомств.
Дороги давно стали единственным смыслом существования Билли, его семьёй и жизнью.
И на одной из тех самых дорог Рю стоял, упрямо выставив большой палец, и ждал, не обращая внимания на недовольные возгласы товарищей. Словно оспаривал у дорог право на обладание Билли – хотя шансов у него было много меньше.
Название: Чего стоит счастье
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 591 слово
Пейринг/Персонажи: Уотт Хадсон
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: по мотивам 4-ой главы Shaman King Zero
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Чего стоит счастье"
Просыпаясь по утрам, Уотт несколько минут лежит с закрытыми глазами, а открыв их, озирается и лишь после этого облегченно вздыхает. Мягкая постель, уютная комната с белоснежными занавесками на окнах и аромат свежей выпечки ему не снятся, а значит, впереди ещё один счастливый день. Уотт проживёт его, смакуя каждый миг, радуясь приятным мелочам и стараясь не грустить по пустякам. Он хорошо знает цену счастью, ведь когда-то даже мечта о нем была непозволительной роскошью.
В затхлых кварталах Вулвича своя реальность, далёкая от яркой, вычурной жизни центральных районов Лондона. Здесь она такая же серая и тоскливая, как жмущиеся друг к другу дома вдоль грязных тротуаров. Уотт помнит бесцветные глаза матери и красное лицо отца, резь в вечно пустом желудке, пьяные дебоши, ругательства и ежедневные побои. Помнит, как по вечерам, пока пьяный отец храпел в соседней комнате, шёпотом рассказывал брату и сестре, как они заживут, когда он вырастет и купит новый дом. Там будут светлые комнаты и чистая постель, много красивой одежды и игрушек, а по утрам – горячий чай и тосты с джемом; отец обязательно перестанет пить, а мать больше никогда не уйдёт надолго, и все они будут очень счастливы…
Дом графа Окнокса Уотт полюбил сразу, едва очутившись в сияющих тёплых стенах после темноты и вони подземных тоннелей. Сам граф, чрезмерно тучный, с липким взглядом заплывших жиром глаз, пахнущий потом даже сквозь плотный шлейф одеколона, кому-то мог показаться отталкивающим, – но только не Уотту. Благодаря графу у него началась новая жизнь: он больше не мёрзнет, ест досыта и учится в школе. Теперь он может спокойно ходить по улицам, и прохожие не сторонятся его, а полицейские не провожают подозрительными взглядами. У него появились друзья – такие же, как он, маленькие бедолаги, спасённые щедрым графом Окноксом. В новой жизни Уотт счастлив и любит графа так, как никого прежде. Даже зная про «особые» ночи.
Раз-два в месяц, в тёмные, ненастные ночи, в коридоре раздаются тяжелые шаги и приглушённые мужские голоса – часто на незнакомом языке. Когда они минуют его комнату, Уотт переводит дыхание, но уснуть всё равно не может. В этом крыле дома стены тонкие, и через них слышно, как к мужским голосам присоединяется детский – сперва тихий и испуганный, а затем срывающийся на отчаянный крик, который обрывается звонкой пощечиной. Иногда Уотт слышит плач и сжимает в кулаках накрахмаленные простыни. Последнее, что он слышит в такие ночи – рычание мотора и шорох гравия под шинами автомобиля, а потом Уотт лежит в оглушающей тишине, неотрывно глядя в потолок, пока глаза не закрываются сами собой.
Отец всегда спал крепко, но для первого удара Уотту не хватило сноровки: рукоятка сразу стала скользкой от крови, и нож упал на пол. К счастью, отец был слишком пьян и спросонья лишь разразился привычной бранью. Увидев же в руках сына нож, он попытался подняться с продавленного дивана, но Уотт оказался проворнее... Отрезвил его истошный крик за спиной. Всё могло закончиться иначе, если бы мать хотя бы раз в жизни выслушала его, но вместо этого она кричала на Уотта, называя его «дрянным мальчишкой» и «убийцей», а потом собралась звать полицию. С ней было проще: она оказалась куда слабее отца. А потом Уотт сидел над телами брата и сестры и плакал, чувствуя себя бесконечно виноватым: если бы он убил родителей раньше, они втроём были бы счастливы…
Утро всё расставляет по местам: Уотт просыпается в залитой солнцем комнате, пьёт свежезаваренный чай и бежит в школу, радуясь новому дню и притворяясь, что не замечает исчезновения ещё одного из воспитанников графа Окнокса. Он знает, что однажды тоже исчезнет в ночи, но не думает о побеге и не считает графа чудовищем. В конце концов, здесь эти дети счастливы. А кому, как не Уотту, знать цену счастью.
I
Фауст приходил сюда каждый день: в её палату – светлую и просторную – с некоторых пор ставшую для Элизы домом. Он приносил её любимые белые фрезии и имбирные пряники; находил для неё редкие книги в фамильной библиотеке и ловил в стеклянные банки ярких гусениц, чтобы вывести из них бабочек, а потом вместе выпустить на волю.
Изредка, в самые тёплые летние дни, она и сама, подобно бабочке, могла выпорхнуть из своей клетки, и он водил её в старую беседку, увитую виноградной лозой, где они подолгу сидели в блаженном уединении, вдали от суеты и людей, утопая в нежности друг друга.
В его глазах Элиза была совершенством. Шедевром анатомической формы и идеалом духовной красоты. Он любил в ней всё без исключения, даже поразивший её недуг, перед которым оказались бессильны и доктора, и знахари. Он боролся за неё, как никогда бы не посмел бороться за себя. И утешался мыслью, что нужен ей не меньше, чем она – ему.
Он и сам не сосчитал бы, сколько бессонных ночей провёл за своими исследованиями, познав за годы поисков и страх, и отчаяние, и слёзы бессилия, и горечь разочарования. Но будь он проклят, если сожалел хотя бы о минуте отпущенного ему времени. Пусть душа приходила в смятение, а рассудок слабел с каждым днём – его сердце знало, сердце слепо верило.
И он был вознаграждён.
Глубокая ночь рассеялась и озарилась первыми проблесками рассвета. Длинный, с претензией на больничную белизну коридор был совсем пуст. Пахло процедурным кабинетом, монотонно гудели кондиционеры, нервно дрожал холодный свет ламп. Когда Фауст неслышно проскользнул в палату, Элиза ещё спала. Сегодня он не принёс ни пряников, ни фрезий; у него не было при себе ни книг, ни бабочек – только несколько слов, способных вернуть ей срезанные однажды крылья.
Он сидел у постели, бережно сжимая узкую, бледную ладонь Элизы, и воскрешал в памяти день, когда она впервые на него взглянула. Тогда он заболел ею. Он разучился дышать без того, чтобы не думать, не мечтать о ней. Она завладела каждым мгновением его бытия, что до её появления лишь формально именовалось жизнью. И это походило на помешательство.
Фауст потерял счёт времени. Солнце давно взошло, и за дверью зазвучали голоса, а он все продолжал любоваться спящей Элизой, ни словом, ни единым движением не нарушая ее безмятежного сна, пока она сама не пробудилась и не открыла глаза.
– Доброе утро, моя дорогая Элиза, – сказал Фауст.
Она сонно улыбнулась, и взгляд её постепенно просветлел.
– Доброе утро, мой милый Фауст.
Он подложил ей под спину подушку и помог сесть, налил в стакан воды из графина. Еле заметная дрожь в руках выдавала волнение, но он ничего не мог с этим поделать.
Лучи утреннего солнца просачивались сквозь лёгкие занавески, оставляя на стенах причудливые узоры, сотканные из света и тени, походившие на рунические письмена. Реальность истончилась до призрачной и зыбкой пелены. Фауст поднес руку Элизы к губам и поцеловал тонкое запястье, чтобы убедиться, что всё это не сон, не наваждение. Даже после стольких лет он до сих пор страшился, что его Элиза окажется всего лишь оптической иллюзией, обманом зрения или жестокой шуткой воспалённого сознания. Фауст боялся, что она вдруг возьмёт и растает, исчезнет из его жизни, словно её никогда и не было.
Он ни за что не пережил бы такой утраты.
Сейчас Элиза была совсем близко, по-утреннему тёплая и сонная. Она смотрела на него задумчиво или беспокойно, склонив голову и машинально окуная длинные пальцы в волосы, словно расчёсывала их гребнем.
О, боги! Как бесконечно и мучительно долго он ждал этого дня! Как давно он хотел сказать слова, важнее которых, верно, уже не будет в их жизни. И с каким же нечеловеческим усилием они давались ему теперь.
– Милая, драгоценная моя Элиза, я нашёл... – голос подвёл его, но робкая, затаённая радость в глазах Элизы придала ему сил, чтобы закончить: – Я нашёл для тебя лекарство.
II
С каждым днём Элизе становилось всё лучше. В старой беседке теперь безбоязненно говорили о будущем. Бабочки свободно вились над клумбами душистых фрезий, и уже поспел виноград.
Фауст открыто любовался каждым её жестом, каждым взглядом. И больше не было никакой эйфории – а только безграничное, абсолютное счастье.
– Это чувство в животе… – говорил ей Фауст. – Я не знаю, как его описать. Оно родственно абдоминальным бабочкам. Они будто бы порхают внутри. Ты понимаешь меня, Элиза?
– Абдоминальные бабочки? – Она рассмеялась. – Бедный мой, бедный влюблённый Фауст...
Она так редко смеялась, что каждый раз сердце Фауста будто обмакивали в тягучий и сладкий мёд.
Там, где смерть свободно гуляет по коридорам, без предупреждения распахивает двери и без спроса вторгается в людские судьбы, едва ли отыщется повод для веселья. Но разве не заслужил он для неё это право смеяться?
– Сейчас, милая Элиза, – поддавшись настроению, продолжал он, – кора моих надпочечников активно насыщает плазму крови адреналином, подстёгивает мой миокард.
Она засмеялась громче – звонким, ярким, согревающим смехом.
– Гипофиз катализирует реакцию тестостероном, – не останавливался Фауст, стараясь по-прежнему сохранять серьёзный вид. – Во мне пробегают мельчайшие миофибриляции, а волоски на коже эрегируют...
– Хватит! – взмолилась она, утирая выступившие на глазах слёзы. – Перестань...
– Это ещё не всё. Не хочешь дослушать до конца?
– Ах, Фауст... – она поуспокоилась, взяла его лицо в ладони и расцеловала в уголки губ. – Я счастлива и тем, что услышала.
Тогда он опустил голову ей на плечо и закрыл глаза. Элиза больше не походила на призрак, а была полна фонтанирующей жизни, и страх, казалось, навсегда покинул его сердце.
– Ты не исчезнешь, моя дорогая Элиза, – сказал он. – Ты всегда будешь со мной, верно?
– Конечно, мой милый Фауст, – откликнулась она так, словно давала нерушимую клятву. – Я последую за тобой, куда угодно.
За шесть сотен лет Амидамару почти убедил себя, что вполне привык к одиночеству. К одиночеству и к ожиданию, к разговорам со звёздами и другими духами. Эти другие появлялись время от времени, но никто из них надолго не задерживался: у всех после смерти были свои заботы, заставляющие их оставаться в этом мире, и места Амидамару в их послежизни не было. Да он и не стремился связывать себя с кем-то из случайных знакомых, ему вполне хватало самого себя, своих воспоминаний и звёздного неба.
Годы и века проходили мимо него, Амидамару не замечал, как мир живых меняется – ему просто не было до него дела. Во всяком случае, в этом он себя тоже убедил – или просто в это верил.
– О чём вы думаете, глядя на звёзды, господин Йо?
– Я думаю… – Йо помолчал.
Он лежал на траве, заложив руки за голову, и Амидамару в тусклом свете звёзд видел мечтательное выражение его лица. От Йо исходило удивительное ощущение покоя и правильности, он словно занимал именно то место во времени и пространстве, которое было предназначено именно ему. Самым странным в этом было то, что рядом с Йо Амидамару чувствовал себя так же: как будто он наконец развернулся в правильном направлении и попал в ту точку, в которой ему было уютно, в которой он существовал не отдельно от всего, что его окружало, а являлся неотъемлемой частью этого мира. Да, это было странно и непривычно. Ещё до своей смерти Амидамару всегда плыл против течения, находя удовольствие только в борьбе. Мог ли он подумать тогда, да и потом, много позже, что когда-нибудь научится просто быть, спокойно и с наслаждением принимая каждое мгновение своего существования?
– Я думаю о том… – медленно сказал Йо и неожиданно потянулся, захрустев суставами.
Амидамару слегка придвинулся, почти накрыв его ноги полой кимоно.
– Я думаю о том, что надо бы чего-нибудь съесть, – весело закончил Йо и вскочил на ноги. – Пойдём в дом. Может, Анна забыла запереть холодильник на ночь.
– Я с вами, господин Йо, – с готовностью согласился Амидамару. – Прослежу за дверью её комнаты.
– Отлично!
Йо грозно поднял кулак к звёздному небу и заявил:
– Вместе мы сильнее всех!
Направляясь за целеустремлённо шагающим Йо, Амидамару тихо пробормотал себе под нос:
– Вместе.
Шестьсот с лишним лет он был уверен, что главное — быть сильным. Сильным, лучшим, непобедимым, не взирая ни на что, не жалея собственной жизни.
Мог ли он подумать, что когда-нибудь закалённое боями и потерями сердце самурая будет сжиматься от совсем другого слова?
Дух-хранитель должен оберегать шамана: в мирное время быть для него прибежищем, в битве становиться его оружием и бронёй; он должен быть не просто покорным слугой, не просто частью жизни своего господина — нет, больше того: продолжением его души.
Ли Пайлон знал это. И Ли Пайлон был очень плохим хранителем.
Должно быть, это звучало смешно: ни один дух ещё не покорялся своему шаману настолько, насколько Пайлон покорился Джун. Он служил ей с тех пор, как она призвала его к себе даосским амулетом, служил и после того, как она отпустила его; ему даже казалось, что ещё задолго до первого призыва он, сам того не понимая, уже подчинился ей... Он был рад подчиняться ей. В этом и заключалась разница. Он был плохим хранителем не потому, что не мог стать для Джун ничем — он мог стать всем, но именно этого и не полагалось.
Он часто смотрел на неё, когда она этого не замечала. Не потому, что ему это нравилось, а потому, что ему нужно было понять, откуда в ней взялось столько силы, чтобы приручить и подчинить его. В глубине души он, конечно, понимал, что силы на самом деле не было — вряд ли этим вообще можно было победить великого мастера кун-фу. Его сломила беспомощность Джун: её печальная задумчивость и мягкая пассивность. По временам ему казалось, что, пребывая в своей тихой меланхолии, она скрывает ярость, так необходимую ей для войны. И эта бесконтрольная ярость, горькое наследие Тао, иногда все же искала выхода. Изредка Пайлон замечал, как рука Джун тянется к ажурной подвязке, к могущественным даосским талисманам, одним из которых она некогда связала и его. В такие моменты ему казалось, что он должен сделать что-то — такое, на что никогда не пошел бы дух, но решился бы человек, — и однажды, когда её пальцы легонько коснулись нежного кружева тесьмы, Пайлон осторожно и решительно перехватил её запястье.
В то же мгновение он хорошо понял, что ему не следовало этого делать. Никогда. Если бы она вырвалась, если бы она возражала, если бы она хотя бы вздрогнула от неожиданности — он бы понял всё, но она словно ждала его, и это было так нелепо и так... правильно. Слишком правильно для того, чтобы это можно было остановить.
Кожа Джун была нежнее, чем тончайший шелк её платья, волосы источали горький аромат полыни, а губы были сладкими, как мёд. Она не целовалась — она позволяла целовать себя, и эта покорность, эта её безропотность были для него опаснее всего. Пайлон подчинялся ей, потому что она так велела, но сама она подчинялась, потому что могла; и её свобода полного добровольного смирения сковывала его волю сильней, чем даосский амулет.
Только когда он вновь взглянул на неё, он осознал, что порабощен. Никогда ещё прежде он не был так свободен, и ещё никогда власть Джун над ним не была так велика. Сейчас он был готов исполнить любой приказ, даже просто желание, любую прихоть и какой угодно каприз; и, не говоря ни слова, даже не задумываясь над тем, что делает, он снова коснулся губами её губ.
– Узри же, несчастный смертный, жуть посмертного существования и ужаснись!
– Не сегодня.
Манта кинул на кровать сумку с учебниками и отодвинул стул, не глядя на покачивающегося в углу призрака. Призрак обиженно заметил:
– Я весь день репетировал эту фразу, а ты даже не испугаешься?
Манта помотал головой. Призрак притушил потустороннее сияние и растёкся по стулу, вобрав в себя сумку.
– У меня завтра важный тест, – пояснил Манта, не поворачивая головы.
Призрак молча колыхался, всем видом выражая негодование.
– Могу только заметить, что использование в одном предложении слов «жуть» и «ужаснуться» – не слишком удачное решение, – рассеянно проговорил Манта и развернул тетрадь.
Призрак взмыл под потолок.
– Ну конечно, куда уж нам, – язвительно сказал он. – Нам ещё учиться и учиться, пока достигнем уровня ваших во всех отношениях замечательных японских духов.
– Именно, – сказал Манта без намёка на жалость. – Лет четыреста как минимум.
Призрак возмущённо закружил вокруг люстры, но Манта на него внимания уже не обращал.
Они познакомились в первый день пребывания Манты в кампусе. Когда он заселялся, комендант был подозрительно вежлив – это потом уже Манте рассказали, что комната, которая ему досталась, пользовалась среди студентов дурной славой. Правда, когда он об этом услышал, причина всех этих слухов уже была ему известна.
Манте повезло разделить комнату с призраком.
Призрак был относительно молод – ему не исполнилось ещё и половины столетия – и сильно удивился тому, насколько спокойно Манта воспринял его первое появление. Его удивление и, наверное, даже разочарование вполне можно было понять – призрак подготовил к появлению нового студента самые эффектные трюки: завывания, меркнущий свет, ползущий из углов туман и омерзительную болотную вонь. До этого у него ни разу не случалось осечек, все свежезаселившиеся студенты с воплями вылетали из комнаты и падали в ноги коменданту, умоляя переселить их хоть на крышу кампуса.
Тем обиднее было призраку услышать от Манты: «А я думал, в Америке духи посильнее будут». Нет, конечно, потом, когда Манта рассказал о том, при каких обстоятельствах он до этого встречался с потусторонними явлениями, призрак понял причины такого его поведения – но желания как следует напугать Манту не убавилось. Между ними возникло что-то вроде договорённости: в течение дня, пока студенты на занятиях, призрак готовит очередной кошмарный перфоманс, а Манта оценивает его успехи и даёт рекомендации, как усовершенствовать навыки пугания. Правда, по большей части они занимались не обучением призрака, а просто разговаривали. Манта рассказывал о своих приключениях, а призрак, привязанный к кампусу и не имеющий возможности улететь куда-то дальше учебных корпусов, с жадностью слушал и выспрашивал подробности.
– Вот прям такой очень важный тест? – спустя некоторое время спросил призрак, заскучав кружиться под потолком и поняв, что Манта не собирается начинать разговор самостоятельно.
Манта вместо ответа неопределённо покачал головой.
– А знаешь, я ведь могу тебе помочь, – призрак внезапно воодушевился. – У меня ведь есть доступ в учебный корпус. Будешь писать тест, а я тебе буду подсказывать. Всё равно за пределами этой комнаты никто, кроме тебя, меня увидеть не сможет.
Манта оторвался от конспекта и внимательно посмотрел на призрака. Тот завис у него прямо над головой, всем своим видом выражая бескорыстие.
– Ты серьёзно? – уточнил Манта.
Призрак посчитал это за согласие и скользнул ниже, окутав своим сиянием стол с разбросанными тетрадями.
– Вполне, – горячо сказал он. – Я ведь тут уже без малого полсотни лет обретаюсь, выучил наизусть всё, чему учат несчастных студентов.
Манта скептически поднял бровь.
– Хочешь, процитирую вот этот учебник? – храбро спросил призрак, касаясь краем мантии книги с тускло-серой обложкой.
– Да я тебе верю, – Манта вздохнул и потёр переносицу. – Как бы тебе объяснить.
Призрак застыл, едва заметным мерцанием показывая, что он весь внимание.
– Я… – Манта вздохнул, помолчал секунду и продолжил, осторожно подбирая слова: – Я сюда учиться приехал, понимаешь? Нет, спасибо тебе за предложение, конечно, но главное для меня всё-таки – знания получить.
Призрак сжался в яркий шарик.
– Это не потому, что ты мне не нравишься, – торопливо сказал Манта. – Просто это будет нечестно.
Призрак отчётливо вздохнул и взлетел обратно под потолок.
– Ладно, готовься, – ворчливо сказал он. – Но учти, за моё великодушие тебе придётся дорого расплатиться.
– Согласен, – быстро ответил Манта и снова раскрыл тетрадь.
Призрак повертелся над ним ещё какое-то время, а потом утянулся в угол, в давно облюбованную им дырку под паутиной, которой, кажется, было не меньше лет, чем самому призраку. Во всяком случае, он не помнил ни одного дня своего обитания в этой комнате без этой самой паутины.
Манта уже явно ушёл с головой в учёбу, и призрак тихо устроился в своём убежище, исподтишка наблюдая за своим соседом – первым за всё время его призрачного существования, кто относился к нему как к другу. И первым, чьи желания призрак действительно уважал.
Руки у Канны дрожали настолько сильно, что подкурить с первого раза не получилось. Она извела, наверное, с полкоробка спичек, прежде чем кончик сигареты наконец занялся красным и ей удалось набрать в лёгкие дыма, вкуса которого она даже не ощутила.
Чёртовы девчонки.
Во время очередного выговора Тамао по поводу сильного запаха никотина от кимоно Канна молча кивала, а стоило той скрыться за углом, доставала следующую сигарету. Что ей ещё оставалось делать, кроме как курить – в жизни обычной официантки было не слишком много радости. Порой она ловила на себе взгляды мальчика, в лицо которому старалась лишний раз не смотреть. Всё равно она сталкивалась с ним чаще, чем хотелось бы, и слишком часто, чтобы позволить себе забыть, на кого он так сильно похож. Эти взгляды не добавляли ей спокойствия: в них сквозили недоумение и жалость, его глаза были красноречивее любых слов. Хотя прямой вопрос, наверное, был бы ещё хуже.
«Как вы можете жить вот так?»
Каждое утро Канна, прежде чем открыть глаза, несколько секунд просто лежала, думая о том, что начинающийся день будет таким же спокойным и обыкновенным, как и последние несколько лет. Не этого ли она хотела, когда бродила по опустевшему родовому замку, не веря, что мирная жизнь закончилась так внезапно и кроваво? Не об этом ли она мечтала, когда пряталась в подвале, твердя про себя и вслух: «Пусть всё будет как прежде, пусть всё вернётся»?
Не об этом.
Зажив размеренной жизнью обывателя, она не вернула в свою душу покой, выжженный гибелью родителей и сменившийся равнодушием за годы служения Хао. Равнодушием ко всему и всем, кроме того, кто смог дать ей цель. После… возвращения Канна заставила себя обрести новый смысл, взяв под опеку младших девочек – она ведь была старшей, она не могла просто взять и бросить их, хоть и сама не видела резона в том, чтобы существовать в мире без Хао. Правда, сейчас она всё чаще ловила себя на мысли о том, что это они её опекают, а не она их.
Чёртовы ведьмы.
Изо всех сил стараясь сделать их жизнь нормальной, Канна упустила тот момент, когда Мари и Матильда перехватили из её рук управление – если оно вообще когда-либо ей принадлежало. Нет, внешне всё оставалось на своих местах: она командовала, они подчинялись. Только вот постепенно стало так, что команды свои Канна отдавала, ориентируясь на высказанные как бы вскользь пожелания, иногда даже вроде бы предназначенные не для её ушей. Девочки не говорили прямо, чего они хотят – но сама Канна не хотела вообще ничего, потому ей было легче и проще делать то и так, как больше нравилось им.
Пока они наконец не сказали.
Канна почувствовала боль и только тогда заметила, что сигарета догорела до самого фильтра. Она машинально поднесла пальцы к губам, облизнула обожжённые фаланги, подула и сжала кулак, впиваясь ногтями в ладонь.
Она не была готова к тому разговору.
Она не думала, что девочкам настолько опостылела их жизнь.
Она даже не предполагала, что они всерьёз задумываются о том, чтобы…
Канна вытряхнула из пачки новую сигарету, стиснула зубами фильтр, чуть не перекусив его пополам. В её голове было пусто и ясно.
Она даже не предполагала, что девочки всерьёз задумываются о том, чтобы снова стать ведьмами.
Канна закрыла глаза и негромко вздохнула, выпуская дым. Когда-то давно, в прошлой жизни – единственной жизни – Хао доказал ей, да и не только ей, всем троим, что нет безвыходных ситуаций. Похоже, девочки усвоили этот урок лучше, чем она.
Чувствуя, как пустота внутри неё постепенно, по капле заполняется уже почти забытым ощущением силы, Канна слегка улыбнулась.
Чёртовы девчонки. Кто бы мог подумать, что во второй раз её спасут именно они.
Все мы невольно ищем себя в чужих глазах.
Без конца спрашиваем: «Что обо мне подумают, если я сделаю то, если скажу это? Что, если я кому-нибудь не понравлюсь? Если меня возненавидят?..» – и мечемся, не видя ответа.
Если бы только удалось найти ответ, то не было бы этих мучений
Если бы только…
Все стало бы так просто, узнай я, что чувствуют другие.
Я хочу знать чувства людей, сердца людей.
Если бы я могла заглянуть в чужие мысли, тогда... Всё было бы иначе.
Правда?
Ты правда хочешь знать, что думают люди?
Ты правда хочешь знать, что в их сердцах? Их чувства, их желания?
«Реальность всегда оказывается горше, чем мы думаем».
***
Я не хотела ничего плохого. И все же демона, что вселился в меня, я призвала сама.
Сама пожелала этого. Пусть даже демоны подтолкнули меня.
Но я просто загадала желание. Это все – не моя вина. Я только…
Правда?
Холодность родителей. Бесконечное тягучее время. Никто вокруг меня не понимал.
Мне было одиноко. Мне было… больно.
Я думала, что меня ненавидят. Не любят. Что я никому не нужна. Больше я не знала ничего. Я страдала и ненавидела. И демон пришел на мой голос, по тропам мононокэ из мира духов в мир живых.
Сердце, знающее лишь пустоту, звало друга. Мне нужно было немного счастья. Немного сил, чтобы выжить. Обмануться. Увидеть друга.
***
Смеркалось.
Последние солнечные лучи скользили сквозь оконную решетку, и на татами ложились легкие тени.
Со временем они удлинились, и тогда в ладони заплясал мячик, заколыхались в такт короткие пряди.
День вновь сменялся ночью.
Пей солнечный свет сколько угодно, но тени ни на волосок не сдвинутся со своего места.
Раз. Один ребёнок на ветру стоит.
Два. Двойная звезда в небе горит.
Три. Под звук свирели тебя я нашла.
Четыре. Сказка в ночи слышна.
Пять. Где-то в деревне людской
Шесть. Слышу я голос твой.
Семь. В комнате скрывшись, слёзы льёшь.
Восемь. А теперь решено всё, всё.
Девять. Дайте же выбраться мне.
И далеко в синих в небесах
Разольётся песня моя, тэмариута
Под тихие звуки песенки вверх и вниз взлетал мячик.
– Она опять разговаривала с деревом в саду, – тяжело вздохнула женщина, бросив прибирать со стола. От ужина так и осталась нетронутая пиала с рисом.
– У неё просто богатое воображение. Не надо так нервничать, – раздраженно бросил её муж, даже не отведя взгляда от газеты. Он устал от этого постоянно повторяющегося разговора.
Жена продолжила, словно не замечая его тона: – Но она пугает меня. Недавно она посмотрела в лицо прохожему и сказала: «Он скоро умрет! Бедненький!».
– Кто это был, не Сатой-сан? Он вчера умер… – нарочито небрежно ответил муж, но невольно нахмурился. Он чувствовал, что разговор ни к чему хорошему не приведет.
А жена все продолжала: – В тот раз она тоже шепталась с деревом сакуры перед прогулкой. А вдруг снова кто-то умрет? Как эта… может быть моей дочерью?..
– Не говори так!
– Но ведь…
– Всё равно, есть вещи, которые не говорят вслух.
– Да что ты говоришь! Ты ведь и сам так думаешь! Но тебе-то хорошо, ты почти не бываешь дома! Не смотришь в глаза соседям, все эти… совпадения не творятся у тебя перед самым носом! Ты ничего не знаешь, вот и можешь притворяться, какой ты хороший отец!
И она была права. Вовсе не её вина в том, что его так выводили из себя эти ежедневные жалобы. Он предпочел бы просто сказать себе, что это лишь совпадения, и забыть обо всем. Он не готов был принять то, что все вокруг считают его дочь чудовищем. Легче просто не обращать внимания.
– Но она всё же наша дочь. Такие вещи… Не стоит говорить.
– Да, но…
– К тому времени, как она пойдет в школу, всё пройдет. Часто же говорят, что маленькие дети видят незримое, – сказал он, пытаясь за слабой надеждой скрыться от пугающей реальности. Обмануться ещё хотя бы ненадолго.
– Да, пожалуй, – снова тяжело вздохнула жена. – Я надеюсь на это. – С тяжёлым сердцем она снова взялась за уборку. И почувствовала укол совести. Не следовало им так ругаться. Или стоило сначала отнести рис голодной дочери.
Недовольная дочерью мать. Одёргивающий её отец. Самые обычные родители, которых беспокоит трудный ребенок.
Вот только наблюдавшая за ними девочка видела все иначе. Она видела суть спора. Слышала голос, который не заглушить, даже зажав уши. Голос, рассказывающий ей безжалостную истину.
Пиала с рисом так и осталась стоять у дверей. Девочка не смогла бы даже притронуться к нему, так пропитался он ядовитыми мыслями. Всё, что пряталось за словами родителей, видно ей без малейших прикрас. Она уже понимала, что слова – пустая мишура, предназначенная скрыть неприглядную суть.
Тень, напоенная солнцем, давно растворилась в ночной тьме. В ушах девочки отдавался звук шагов, перед глазами расплывался узор решетки на смутно белеющей стене.
В руке больше не было мячика. Мир вокруг побелел и поплыл, разбиваясь каплями об пол.
С каждой новой упавшей каплей девочка, сжавшаяся в темноте, вздрагивала, изо всех сил стараясь не закричать. Она крепко обхватила себя руками за плечи – ведь больше никто не придет её обнять. Но и её собственные ладони слишком малы, чтобы послужить утешением.
В одиночестве она встретила ночь.
Название: Командир
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 393 слова
Пейринг/Персонажи: Джон Денбат, Марко Лассо
Категория: слэш
Жанр: односторонний UST
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: когда в жизни Денбата появились Судьи, он понял: вот он, командир. Настоящая команда
Примечание/Предупреждения: есть одно нецензурное слово
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Командир"
Его последний командир погиб в Белграде. А потом началась вся эта херотень с духами – сразу после контузии, когда он очнулся в больнице и увидел вокруг себя столько полупрозрачных сущностей, что его чуть тут же не хватил удар, а в проломленном затылке на место встали, кажется, все крошки черепа.
Потом командир не появился. Его комиссовали. А затем пришёл огонь.
Огонь слизнул с карты мира целый город, городишко в Черуэлле. Так у него не стало еще матери, отца, старшей сестры. И собаки Лаппи.
Со временем жальче всего стало Лаппи.
А потом пришли они.
Когда в жизни Денбата появились Судьи, он понял: вот он, командир. Настоящая команда.
Но Жанна говорила, что все они равны перед Богом. А она – самую чуточку равнее.
Джон в это не верил. Никогда такого не было, чтобы кто-то был равен другому. Кто-то всегда над кем-то. Солдатская сущность тянулась к единственному человеку, за которым он готов был пойти.
Ему хотелось до хруста вытягиваться, а связки буквально вопили – да, сэр, так точно, сэр!
А ещё немного сказывалась контузия. Не очень здорово в двадцать с лишним лет куда-то уехать умом.
А ещё у них главная – девица-альбинос с мазохистскими наклонностями.
Но суровый взгляд Марко мигом вправлял на место все ненужные мысли.
Иногда несладко трепало, и тогда Денбат дрожал от сожаления, что он – не врач. Ему нельзя смачивать вату в обеззараживающем растворе, проводить по коже, смывая кровь и пот, соединять раны нитками, поддевая кожу иглой. Как только мог, он срывался с постели, плюя на повязки, гипсы, сотрясения. Принести лекарства, подержать капельницу, провалить нахуй – он все это мог, был готов, как настоящий солдат. Но командиру – командиру, в самом деле его можно было так назвать – редко доставалось больше всех.
Чаще Денбат приходил в себя в госпитале или в медотсеке карго, а в дверном проеме маячила фигура. Белая, размытая, как совесть.
Как чувство собственного достоинства и дохрена крови, которую они зачем-то пролили.
Но Джон почему-то не спрашивал, зачем.
Незадолго до отправки в Белград ему перестали сниться сны. И только иногда – тягуче-плохо приходя в себя – он просыпался в полной темноте каюты и долго лежал просто так, прежде чем отправиться в душ.
В голове гудели церковные хоралы, простыни были мокрыми. Перед глазами – образы. Далеко не святые.
– Денбат, зайди.
Джон шумно вздохнул сквозь зубы, прислонился лбом к холодной стене коридора. По телу к голове прошлась волна вязкого жара, рубашка прилипла к спине. Потеребив узел пёстрого – боже, храни Королеву – галстука, Денбат шагнул в каюту.
Фауст закончил точить карандаш, отложил в сторону скальпель и взял в руки блокнот.
– Хочешь об этом поговорить, Йо-кун?
Выражение его лица настораживало, и Йо покосился на него с сомнением.
– О том, что ты решил сменить профиль и завязал с хирургией?
– А кто тебе сказал, Йо-кун, что я завязал? – Фауст мечтательно улыбнулся.
Йо поёжился, но всё-таки откинулся на диванчик. Диванчик оказался мягким и расслабляющим.
– Мне кажется, Анна не воспринимает меня как мужчину, – устроившись поудобнее, заговорил Йо. – Нет, меня это не особенно беспокоит... – продолжал он, разглядывая потолок, – но Рен меня тоже не воспринимает.
Фауст поднял брови и изобразил заинтересованность.
– Совсем не воспринимает, – категорично добавил Йо.
– А как друга? – уточнил Фауст.
Йо отрицательно покачал головой.
– А как личность? – не сдавался Фауст.
– Эм-м... Я как-то не задумывался, – признался Йо. – Но, по-моему, тоже не воспринимает. Он сказал мне, что я точно женюсь на Анне, раз она так говорит. И что я идиот.
Фауст сделал в блокнотике пару пометок.
– А ты не думаешь, Йо-кун, что этими словами он пытается уберечь тебя от опрометчивого шага?
– От Анны, что ли? – искренне удивился Йо. – Да разве от неё можно уберечь?
Фауст повертел в руках карандаш.
– От неё можно только предостеречь, – согласился он. – И то с оглядкой.
– Значит, Рен так и будет называть меня идиотом, потому что я всё равно женюсь на Анне? – спросил Йо.
Фауст авторитетно кивнул. Йо задумчиво покусал нижнюю губу.
– А, ну и ладно, – он закинул руки за голову и, развалившись на диване, добавил: – Я верю в Рена, на самом деле он добрый. Наверное, зря я у него молоко вчера выпил. И предложение Анне сделал. Вернее, Анна сама мне его сделала... Ну, ты её знаешь... – тут он слегка смутился.
Фауст покосился на фотографию Элизы. Она появилась на его рабочем столе в первый же день и с тех пор занимала свое законное место рядом со скальпелем и степлером.
– Понимаю, Йо-кун, – отреагировал, наконец, Фауст. – Предложение, от которого невозможно отказаться, да?
– Оно, – подтвердил Йо. – Но Рен сказал, что придёт на мой мальчишник. Обещал надрать мне задницу. По-моему, будет немного напряжённая свадьба, да?
– Не то слово, – мрачно пообещал Рен, неожиданно нарисовавшись в дверях. – Фауст, можно я твоего пациента... позаимствую?
Йо быстро вскочил на ноги, а Фауст заинтересованно замер с карандашом в руках.
– Я ему ещё не договорил про свадьбу, – пояснил Рен. – Я ему сейчас тут сделаю предложение. От которого невозможно отказаться, если жить хочется.
Его тонгари грозно топорщилось, а злые жёлтые глаза продолжали сверлить Йо. Тот помялся немного, а потом просиял и предложил:
– Может, тебе тоже жениться?
Рен посмотрел на него, как на дебила, а Фауст сочувственно изрёк:
– Никогда бы не подумал, что скажу это, но тебе не хватает эмпатии, Йо-кун.
– Мозгов ему не хватает, – поправил Фауста Рен. – Мир, значит, вместе спасали, а жениться первый захотел! Да я... я тоже тогда женюсь!
Он перевёл дух, собираясь продолжить свою полную угроз тираду.
Йо вздохнул, а Фауст перевернул страницу в блокноте и с профессиональным любопытством окинул взглядом Рена.
– Хочешь об этом поговорить, Рен-кун?
URL записиДух дороги
Чего стоит счастье
Абдоминальные бабочки
Что бы ни произошло
Покорность
Узри жуть и ужаснись
Чёртовы девчонки
На дне чайной чашки
Командир
Предложение, от которого невозможно
Название: Дух дороги
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 601 слово
Пейринг/Персонажи: Билли Андерсен
Категория: джен
Жанр: мистика
Рейтинг: G
Краткое содержание: а что если Билли – дух?
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Дух дороги"
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 601 слово
Пейринг/Персонажи: Билли Андерсен
Категория: джен
Жанр: мистика
Рейтинг: G
Краткое содержание: а что если Билли – дух?
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Дух дороги"
Во всей Америке только тот не слышал о трассе 666, кто совершенно не интересуется всевозможными легендами, особенно связанными с дорогами и дорожными призраками. Множество пугающих и не очень историй рассказывают о ней, но мало кто знает, что ровно посередине трассы стоит совершенно обычная с виду придорожная забегаловка, увенчанная неоновой вывеской, половина букв на которой давно уже не горит. Со стороны эта забегаловка ничем не отличается от миллиардов других, разбросанных по американскому континенту, разве что свет в окнах вызывает ассоциацию скорее не с люминесцентными лампами, а с чем-то потусторонним, так что у нормального человека не возникает особого желания заглянуть на огонёк.
Хотя нормальные люди здесь и не появлялись. Это становилось понятно с первого же взгляда, брошенного на автомобили и мотоциклы – последних здесь было явное большинство, – слишком уж не походили стоящие тут транспортные средства на принадлежащие обычным людям. Из колёс одних росли шипы, больше похожие на ветки деревьев, чем на часть механизма, другие казались объятыми языками пламени, не имеющими ничего общего с обычной аэрографией. Третьи и вовсе выглядели пришельцами из других времён и миров: то ли далёкого прошлого, то ли не менее далёкого будущего.
Впрочем, водители выглядели не менее странно, если не сказать больше. Вокруг стойки собралась тесная компания байкеров, кожаные куртки казались продолжением их тел, а не одеждой. В одном из углов сидела бледная девушка в пронзительно белом платье, окружённая отчётливым кругом пустоты. В другом, среди прочих посетителей забегаловки, сидели двое: мотоциклист в глухом шлеме и толстоватый среднего возраста мужчина, казавшийся чужим на этом празднике жизни – или не-жизни?
Мотоциклист явно волновался, постукивал пальцами по столу. С чёрной перчатки падали хлопья сажи, усыпая столешницу вокруг пепельницы. Его собеседник, напротив, источал благодушие и спокойствие, чему, видимо, немало способствовало содержимое стаканов, выстроившихся перед ним в батарею.
– Не понимаю тебя, – голос из-под шлема прозвучал так, словно шёл из глубокой бочки.
Мужчина замахал рукой.
– Тебе и не нужно ничего понимать, Гонщик, – добродушно сказал он. – Это мой выбор, и мне он нравится.
Тот, кого он назвал Гонщиком, раздражённо одёрнул лацканы куртки. Из-под шлема выбились и заплясали небольшие огненные язычки.
– Когда ты стал одним из нас, главным ты считал именно нашу свободу, – уже не гулко, а с каким-то шипением сказал он. – Теперь же ты добровольно привязываешь себя – и к кому? К подростку, да ещё и из другой страны. Он уедет рано или поздно, Билли, ты сам должен это понимать.
– Именно так.
Мужчина по имени Билли сделал длинный глоток из непустого стакана и задумчиво сказал:
– Он уедет. И всё вернётся на круги своя.
Оба они прекрасно знали, что подразумевается под этими, в общем-то, банальными словами.
Духи дорог были одновременно свободны и связаны – связаны своими прегрешениями, своими прошлыми жизнями и поступками. Обязанные вечно скитаться по пыльным трассам Америки, сжимать всегда холодными пальцами руль мотоцикла, вглядываться в темноту сквозь лобовое стекло автомобиля, сплёвывая по так и не ушедшей привычке за окно, – они не видели и не знали ничего, кроме этого. Единственными мгновениями покоя в их существовании были вот такие посиделки в придорожной забегаловке. А после духи вновь и вновь возвращались в мир, где было только движение – всегда вперед и вперед, пусть даже конца у этой поездки и не предвиделось. Шины их автомобилей и мотоциклов не оставляли следов, все, что было у духов – это дороги, сплетающиеся друг с другом в замкнутый круг. Один бесконечный путь в вечность, который не предполагал остановок дольше, чем требовалось на стакан-другой выпивки. Путешествие, которое не допускало привязанностей и долгих знакомств.
Дороги давно стали единственным смыслом существования Билли, его семьёй и жизнью.
И на одной из тех самых дорог Рю стоял, упрямо выставив большой палец, и ждал, не обращая внимания на недовольные возгласы товарищей. Словно оспаривал у дорог право на обладание Билли – хотя шансов у него было много меньше.
Название: Чего стоит счастье
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 591 слово
Пейринг/Персонажи: Уотт Хадсон
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: по мотивам 4-ой главы Shaman King Zero
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Чего стоит счастье"
Просыпаясь по утрам, Уотт несколько минут лежит с закрытыми глазами, а открыв их, озирается и лишь после этого облегченно вздыхает. Мягкая постель, уютная комната с белоснежными занавесками на окнах и аромат свежей выпечки ему не снятся, а значит, впереди ещё один счастливый день. Уотт проживёт его, смакуя каждый миг, радуясь приятным мелочам и стараясь не грустить по пустякам. Он хорошо знает цену счастью, ведь когда-то даже мечта о нем была непозволительной роскошью.
В затхлых кварталах Вулвича своя реальность, далёкая от яркой, вычурной жизни центральных районов Лондона. Здесь она такая же серая и тоскливая, как жмущиеся друг к другу дома вдоль грязных тротуаров. Уотт помнит бесцветные глаза матери и красное лицо отца, резь в вечно пустом желудке, пьяные дебоши, ругательства и ежедневные побои. Помнит, как по вечерам, пока пьяный отец храпел в соседней комнате, шёпотом рассказывал брату и сестре, как они заживут, когда он вырастет и купит новый дом. Там будут светлые комнаты и чистая постель, много красивой одежды и игрушек, а по утрам – горячий чай и тосты с джемом; отец обязательно перестанет пить, а мать больше никогда не уйдёт надолго, и все они будут очень счастливы…
Дом графа Окнокса Уотт полюбил сразу, едва очутившись в сияющих тёплых стенах после темноты и вони подземных тоннелей. Сам граф, чрезмерно тучный, с липким взглядом заплывших жиром глаз, пахнущий потом даже сквозь плотный шлейф одеколона, кому-то мог показаться отталкивающим, – но только не Уотту. Благодаря графу у него началась новая жизнь: он больше не мёрзнет, ест досыта и учится в школе. Теперь он может спокойно ходить по улицам, и прохожие не сторонятся его, а полицейские не провожают подозрительными взглядами. У него появились друзья – такие же, как он, маленькие бедолаги, спасённые щедрым графом Окноксом. В новой жизни Уотт счастлив и любит графа так, как никого прежде. Даже зная про «особые» ночи.
Раз-два в месяц, в тёмные, ненастные ночи, в коридоре раздаются тяжелые шаги и приглушённые мужские голоса – часто на незнакомом языке. Когда они минуют его комнату, Уотт переводит дыхание, но уснуть всё равно не может. В этом крыле дома стены тонкие, и через них слышно, как к мужским голосам присоединяется детский – сперва тихий и испуганный, а затем срывающийся на отчаянный крик, который обрывается звонкой пощечиной. Иногда Уотт слышит плач и сжимает в кулаках накрахмаленные простыни. Последнее, что он слышит в такие ночи – рычание мотора и шорох гравия под шинами автомобиля, а потом Уотт лежит в оглушающей тишине, неотрывно глядя в потолок, пока глаза не закрываются сами собой.
Отец всегда спал крепко, но для первого удара Уотту не хватило сноровки: рукоятка сразу стала скользкой от крови, и нож упал на пол. К счастью, отец был слишком пьян и спросонья лишь разразился привычной бранью. Увидев же в руках сына нож, он попытался подняться с продавленного дивана, но Уотт оказался проворнее... Отрезвил его истошный крик за спиной. Всё могло закончиться иначе, если бы мать хотя бы раз в жизни выслушала его, но вместо этого она кричала на Уотта, называя его «дрянным мальчишкой» и «убийцей», а потом собралась звать полицию. С ней было проще: она оказалась куда слабее отца. А потом Уотт сидел над телами брата и сестры и плакал, чувствуя себя бесконечно виноватым: если бы он убил родителей раньше, они втроём были бы счастливы…
Утро всё расставляет по местам: Уотт просыпается в залитой солнцем комнате, пьёт свежезаваренный чай и бежит в школу, радуясь новому дню и притворяясь, что не замечает исчезновения ещё одного из воспитанников графа Окнокса. Он знает, что однажды тоже исчезнет в ночи, но не думает о побеге и не считает графа чудовищем. В конце концов, здесь эти дети счастливы. А кому, как не Уотту, знать цену счастью.
Название: Абдоминальные бабочки
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 886 слов
Пейринг/Персонажи: Иоганн Фауст/Элиза Фауст
Категория: гет
Жанр: романтика, ER
Рейтинг: G
Краткое содержание: о бабочках, людях, любви и вере
Примечание/Предупреждения: преканон
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Абдоминальные бабочки"
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 886 слов
Пейринг/Персонажи: Иоганн Фауст/Элиза Фауст
Категория: гет
Жанр: романтика, ER
Рейтинг: G
Краткое содержание: о бабочках, людях, любви и вере
Примечание/Предупреждения: преканон
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Абдоминальные бабочки"
I
Фауст приходил сюда каждый день: в её палату – светлую и просторную – с некоторых пор ставшую для Элизы домом. Он приносил её любимые белые фрезии и имбирные пряники; находил для неё редкие книги в фамильной библиотеке и ловил в стеклянные банки ярких гусениц, чтобы вывести из них бабочек, а потом вместе выпустить на волю.
Изредка, в самые тёплые летние дни, она и сама, подобно бабочке, могла выпорхнуть из своей клетки, и он водил её в старую беседку, увитую виноградной лозой, где они подолгу сидели в блаженном уединении, вдали от суеты и людей, утопая в нежности друг друга.
В его глазах Элиза была совершенством. Шедевром анатомической формы и идеалом духовной красоты. Он любил в ней всё без исключения, даже поразивший её недуг, перед которым оказались бессильны и доктора, и знахари. Он боролся за неё, как никогда бы не посмел бороться за себя. И утешался мыслью, что нужен ей не меньше, чем она – ему.
Он и сам не сосчитал бы, сколько бессонных ночей провёл за своими исследованиями, познав за годы поисков и страх, и отчаяние, и слёзы бессилия, и горечь разочарования. Но будь он проклят, если сожалел хотя бы о минуте отпущенного ему времени. Пусть душа приходила в смятение, а рассудок слабел с каждым днём – его сердце знало, сердце слепо верило.
И он был вознаграждён.
Глубокая ночь рассеялась и озарилась первыми проблесками рассвета. Длинный, с претензией на больничную белизну коридор был совсем пуст. Пахло процедурным кабинетом, монотонно гудели кондиционеры, нервно дрожал холодный свет ламп. Когда Фауст неслышно проскользнул в палату, Элиза ещё спала. Сегодня он не принёс ни пряников, ни фрезий; у него не было при себе ни книг, ни бабочек – только несколько слов, способных вернуть ей срезанные однажды крылья.
Он сидел у постели, бережно сжимая узкую, бледную ладонь Элизы, и воскрешал в памяти день, когда она впервые на него взглянула. Тогда он заболел ею. Он разучился дышать без того, чтобы не думать, не мечтать о ней. Она завладела каждым мгновением его бытия, что до её появления лишь формально именовалось жизнью. И это походило на помешательство.
Фауст потерял счёт времени. Солнце давно взошло, и за дверью зазвучали голоса, а он все продолжал любоваться спящей Элизой, ни словом, ни единым движением не нарушая ее безмятежного сна, пока она сама не пробудилась и не открыла глаза.
– Доброе утро, моя дорогая Элиза, – сказал Фауст.
Она сонно улыбнулась, и взгляд её постепенно просветлел.
– Доброе утро, мой милый Фауст.
Он подложил ей под спину подушку и помог сесть, налил в стакан воды из графина. Еле заметная дрожь в руках выдавала волнение, но он ничего не мог с этим поделать.
Лучи утреннего солнца просачивались сквозь лёгкие занавески, оставляя на стенах причудливые узоры, сотканные из света и тени, походившие на рунические письмена. Реальность истончилась до призрачной и зыбкой пелены. Фауст поднес руку Элизы к губам и поцеловал тонкое запястье, чтобы убедиться, что всё это не сон, не наваждение. Даже после стольких лет он до сих пор страшился, что его Элиза окажется всего лишь оптической иллюзией, обманом зрения или жестокой шуткой воспалённого сознания. Фауст боялся, что она вдруг возьмёт и растает, исчезнет из его жизни, словно её никогда и не было.
Он ни за что не пережил бы такой утраты.
Сейчас Элиза была совсем близко, по-утреннему тёплая и сонная. Она смотрела на него задумчиво или беспокойно, склонив голову и машинально окуная длинные пальцы в волосы, словно расчёсывала их гребнем.
О, боги! Как бесконечно и мучительно долго он ждал этого дня! Как давно он хотел сказать слова, важнее которых, верно, уже не будет в их жизни. И с каким же нечеловеческим усилием они давались ему теперь.
– Милая, драгоценная моя Элиза, я нашёл... – голос подвёл его, но робкая, затаённая радость в глазах Элизы придала ему сил, чтобы закончить: – Я нашёл для тебя лекарство.
II
С каждым днём Элизе становилось всё лучше. В старой беседке теперь безбоязненно говорили о будущем. Бабочки свободно вились над клумбами душистых фрезий, и уже поспел виноград.
Фауст открыто любовался каждым её жестом, каждым взглядом. И больше не было никакой эйфории – а только безграничное, абсолютное счастье.
– Это чувство в животе… – говорил ей Фауст. – Я не знаю, как его описать. Оно родственно абдоминальным бабочкам. Они будто бы порхают внутри. Ты понимаешь меня, Элиза?
– Абдоминальные бабочки? – Она рассмеялась. – Бедный мой, бедный влюблённый Фауст...
Она так редко смеялась, что каждый раз сердце Фауста будто обмакивали в тягучий и сладкий мёд.
Там, где смерть свободно гуляет по коридорам, без предупреждения распахивает двери и без спроса вторгается в людские судьбы, едва ли отыщется повод для веселья. Но разве не заслужил он для неё это право смеяться?
– Сейчас, милая Элиза, – поддавшись настроению, продолжал он, – кора моих надпочечников активно насыщает плазму крови адреналином, подстёгивает мой миокард.
Она засмеялась громче – звонким, ярким, согревающим смехом.
– Гипофиз катализирует реакцию тестостероном, – не останавливался Фауст, стараясь по-прежнему сохранять серьёзный вид. – Во мне пробегают мельчайшие миофибриляции, а волоски на коже эрегируют...
– Хватит! – взмолилась она, утирая выступившие на глазах слёзы. – Перестань...
– Это ещё не всё. Не хочешь дослушать до конца?
– Ах, Фауст... – она поуспокоилась, взяла его лицо в ладони и расцеловала в уголки губ. – Я счастлива и тем, что услышала.
Тогда он опустил голову ей на плечо и закрыл глаза. Элиза больше не походила на призрак, а была полна фонтанирующей жизни, и страх, казалось, навсегда покинул его сердце.
– Ты не исчезнешь, моя дорогая Элиза, – сказал он. – Ты всегда будешь со мной, верно?
– Конечно, мой милый Фауст, – откликнулась она так, словно давала нерушимую клятву. – Я последую за тобой, куда угодно.
Название: Что бы ни произошло
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 392 слова
Пейринг/Персонажи: Амидамару/Асакура Йо
Категория: слэш
Жанр: романтика
Рейтинг: G
Краткое содержание: шестьсот с лишним лет он был уверен, что главное — быть сильным
Примечание/Предупреждения: для названия использована строчка из песни No Matter What группы Papa Roach
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Что бы ни произошло"
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 392 слова
Пейринг/Персонажи: Амидамару/Асакура Йо
Категория: слэш
Жанр: романтика
Рейтинг: G
Краткое содержание: шестьсот с лишним лет он был уверен, что главное — быть сильным
Примечание/Предупреждения: для названия использована строчка из песни No Matter What группы Papa Roach
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Что бы ни произошло"
За шесть сотен лет Амидамару почти убедил себя, что вполне привык к одиночеству. К одиночеству и к ожиданию, к разговорам со звёздами и другими духами. Эти другие появлялись время от времени, но никто из них надолго не задерживался: у всех после смерти были свои заботы, заставляющие их оставаться в этом мире, и места Амидамару в их послежизни не было. Да он и не стремился связывать себя с кем-то из случайных знакомых, ему вполне хватало самого себя, своих воспоминаний и звёздного неба.
Годы и века проходили мимо него, Амидамару не замечал, как мир живых меняется – ему просто не было до него дела. Во всяком случае, в этом он себя тоже убедил – или просто в это верил.
– О чём вы думаете, глядя на звёзды, господин Йо?
– Я думаю… – Йо помолчал.
Он лежал на траве, заложив руки за голову, и Амидамару в тусклом свете звёзд видел мечтательное выражение его лица. От Йо исходило удивительное ощущение покоя и правильности, он словно занимал именно то место во времени и пространстве, которое было предназначено именно ему. Самым странным в этом было то, что рядом с Йо Амидамару чувствовал себя так же: как будто он наконец развернулся в правильном направлении и попал в ту точку, в которой ему было уютно, в которой он существовал не отдельно от всего, что его окружало, а являлся неотъемлемой частью этого мира. Да, это было странно и непривычно. Ещё до своей смерти Амидамару всегда плыл против течения, находя удовольствие только в борьбе. Мог ли он подумать тогда, да и потом, много позже, что когда-нибудь научится просто быть, спокойно и с наслаждением принимая каждое мгновение своего существования?
– Я думаю о том… – медленно сказал Йо и неожиданно потянулся, захрустев суставами.
Амидамару слегка придвинулся, почти накрыв его ноги полой кимоно.
– Я думаю о том, что надо бы чего-нибудь съесть, – весело закончил Йо и вскочил на ноги. – Пойдём в дом. Может, Анна забыла запереть холодильник на ночь.
– Я с вами, господин Йо, – с готовностью согласился Амидамару. – Прослежу за дверью её комнаты.
– Отлично!
Йо грозно поднял кулак к звёздному небу и заявил:
– Вместе мы сильнее всех!
Направляясь за целеустремлённо шагающим Йо, Амидамару тихо пробормотал себе под нос:
– Вместе.
Шестьсот с лишним лет он был уверен, что главное — быть сильным. Сильным, лучшим, непобедимым, не взирая ни на что, не жалея собственной жизни.
Мог ли он подумать, что когда-нибудь закалённое боями и потерями сердце самурая будет сжиматься от совсем другого слова?
Название: Покорность
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 491 слово
Пейринг/Персонажи: Пайлон/Джун
Категория: гет
Жанр: флафф
Рейтинг: РG
Краткое содержание: Ли Пайлон был очень плохим хранителем
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Покорность"
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 491 слово
Пейринг/Персонажи: Пайлон/Джун
Категория: гет
Жанр: флафф
Рейтинг: РG
Краткое содержание: Ли Пайлон был очень плохим хранителем
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Покорность"
Дух-хранитель должен оберегать шамана: в мирное время быть для него прибежищем, в битве становиться его оружием и бронёй; он должен быть не просто покорным слугой, не просто частью жизни своего господина — нет, больше того: продолжением его души.
Ли Пайлон знал это. И Ли Пайлон был очень плохим хранителем.
Должно быть, это звучало смешно: ни один дух ещё не покорялся своему шаману настолько, насколько Пайлон покорился Джун. Он служил ей с тех пор, как она призвала его к себе даосским амулетом, служил и после того, как она отпустила его; ему даже казалось, что ещё задолго до первого призыва он, сам того не понимая, уже подчинился ей... Он был рад подчиняться ей. В этом и заключалась разница. Он был плохим хранителем не потому, что не мог стать для Джун ничем — он мог стать всем, но именно этого и не полагалось.
Он часто смотрел на неё, когда она этого не замечала. Не потому, что ему это нравилось, а потому, что ему нужно было понять, откуда в ней взялось столько силы, чтобы приручить и подчинить его. В глубине души он, конечно, понимал, что силы на самом деле не было — вряд ли этим вообще можно было победить великого мастера кун-фу. Его сломила беспомощность Джун: её печальная задумчивость и мягкая пассивность. По временам ему казалось, что, пребывая в своей тихой меланхолии, она скрывает ярость, так необходимую ей для войны. И эта бесконтрольная ярость, горькое наследие Тао, иногда все же искала выхода. Изредка Пайлон замечал, как рука Джун тянется к ажурной подвязке, к могущественным даосским талисманам, одним из которых она некогда связала и его. В такие моменты ему казалось, что он должен сделать что-то — такое, на что никогда не пошел бы дух, но решился бы человек, — и однажды, когда её пальцы легонько коснулись нежного кружева тесьмы, Пайлон осторожно и решительно перехватил её запястье.
В то же мгновение он хорошо понял, что ему не следовало этого делать. Никогда. Если бы она вырвалась, если бы она возражала, если бы она хотя бы вздрогнула от неожиданности — он бы понял всё, но она словно ждала его, и это было так нелепо и так... правильно. Слишком правильно для того, чтобы это можно было остановить.
Кожа Джун была нежнее, чем тончайший шелк её платья, волосы источали горький аромат полыни, а губы были сладкими, как мёд. Она не целовалась — она позволяла целовать себя, и эта покорность, эта её безропотность были для него опаснее всего. Пайлон подчинялся ей, потому что она так велела, но сама она подчинялась, потому что могла; и её свобода полного добровольного смирения сковывала его волю сильней, чем даосский амулет.
Только когда он вновь взглянул на неё, он осознал, что порабощен. Никогда ещё прежде он не был так свободен, и ещё никогда власть Джун над ним не была так велика. Сейчас он был готов исполнить любой приказ, даже просто желание, любую прихоть и какой угодно каприз; и, не говоря ни слова, даже не задумываясь над тем, что делает, он снова коснулся губами её губ.
Название: Узри жуть и ужаснись
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 729 слов
Пейринг/Персонажи: Манта, ОПП (оригинальный призрачный персонаж)
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: и нет Манте покоя даже в Америке
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Узри жуть и ужаснись"
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 729 слов
Пейринг/Персонажи: Манта, ОПП (оригинальный призрачный персонаж)
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: и нет Манте покоя даже в Америке
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Узри жуть и ужаснись"
– Узри же, несчастный смертный, жуть посмертного существования и ужаснись!
– Не сегодня.
Манта кинул на кровать сумку с учебниками и отодвинул стул, не глядя на покачивающегося в углу призрака. Призрак обиженно заметил:
– Я весь день репетировал эту фразу, а ты даже не испугаешься?
Манта помотал головой. Призрак притушил потустороннее сияние и растёкся по стулу, вобрав в себя сумку.
– У меня завтра важный тест, – пояснил Манта, не поворачивая головы.
Призрак молча колыхался, всем видом выражая негодование.
– Могу только заметить, что использование в одном предложении слов «жуть» и «ужаснуться» – не слишком удачное решение, – рассеянно проговорил Манта и развернул тетрадь.
Призрак взмыл под потолок.
– Ну конечно, куда уж нам, – язвительно сказал он. – Нам ещё учиться и учиться, пока достигнем уровня ваших во всех отношениях замечательных японских духов.
– Именно, – сказал Манта без намёка на жалость. – Лет четыреста как минимум.
Призрак возмущённо закружил вокруг люстры, но Манта на него внимания уже не обращал.
Они познакомились в первый день пребывания Манты в кампусе. Когда он заселялся, комендант был подозрительно вежлив – это потом уже Манте рассказали, что комната, которая ему досталась, пользовалась среди студентов дурной славой. Правда, когда он об этом услышал, причина всех этих слухов уже была ему известна.
Манте повезло разделить комнату с призраком.
Призрак был относительно молод – ему не исполнилось ещё и половины столетия – и сильно удивился тому, насколько спокойно Манта воспринял его первое появление. Его удивление и, наверное, даже разочарование вполне можно было понять – призрак подготовил к появлению нового студента самые эффектные трюки: завывания, меркнущий свет, ползущий из углов туман и омерзительную болотную вонь. До этого у него ни разу не случалось осечек, все свежезаселившиеся студенты с воплями вылетали из комнаты и падали в ноги коменданту, умоляя переселить их хоть на крышу кампуса.
Тем обиднее было призраку услышать от Манты: «А я думал, в Америке духи посильнее будут». Нет, конечно, потом, когда Манта рассказал о том, при каких обстоятельствах он до этого встречался с потусторонними явлениями, призрак понял причины такого его поведения – но желания как следует напугать Манту не убавилось. Между ними возникло что-то вроде договорённости: в течение дня, пока студенты на занятиях, призрак готовит очередной кошмарный перфоманс, а Манта оценивает его успехи и даёт рекомендации, как усовершенствовать навыки пугания. Правда, по большей части они занимались не обучением призрака, а просто разговаривали. Манта рассказывал о своих приключениях, а призрак, привязанный к кампусу и не имеющий возможности улететь куда-то дальше учебных корпусов, с жадностью слушал и выспрашивал подробности.
– Вот прям такой очень важный тест? – спустя некоторое время спросил призрак, заскучав кружиться под потолком и поняв, что Манта не собирается начинать разговор самостоятельно.
Манта вместо ответа неопределённо покачал головой.
– А знаешь, я ведь могу тебе помочь, – призрак внезапно воодушевился. – У меня ведь есть доступ в учебный корпус. Будешь писать тест, а я тебе буду подсказывать. Всё равно за пределами этой комнаты никто, кроме тебя, меня увидеть не сможет.
Манта оторвался от конспекта и внимательно посмотрел на призрака. Тот завис у него прямо над головой, всем своим видом выражая бескорыстие.
– Ты серьёзно? – уточнил Манта.
Призрак посчитал это за согласие и скользнул ниже, окутав своим сиянием стол с разбросанными тетрадями.
– Вполне, – горячо сказал он. – Я ведь тут уже без малого полсотни лет обретаюсь, выучил наизусть всё, чему учат несчастных студентов.
Манта скептически поднял бровь.
– Хочешь, процитирую вот этот учебник? – храбро спросил призрак, касаясь краем мантии книги с тускло-серой обложкой.
– Да я тебе верю, – Манта вздохнул и потёр переносицу. – Как бы тебе объяснить.
Призрак застыл, едва заметным мерцанием показывая, что он весь внимание.
– Я… – Манта вздохнул, помолчал секунду и продолжил, осторожно подбирая слова: – Я сюда учиться приехал, понимаешь? Нет, спасибо тебе за предложение, конечно, но главное для меня всё-таки – знания получить.
Призрак сжался в яркий шарик.
– Это не потому, что ты мне не нравишься, – торопливо сказал Манта. – Просто это будет нечестно.
Призрак отчётливо вздохнул и взлетел обратно под потолок.
– Ладно, готовься, – ворчливо сказал он. – Но учти, за моё великодушие тебе придётся дорого расплатиться.
– Согласен, – быстро ответил Манта и снова раскрыл тетрадь.
Призрак повертелся над ним ещё какое-то время, а потом утянулся в угол, в давно облюбованную им дырку под паутиной, которой, кажется, было не меньше лет, чем самому призраку. Во всяком случае, он не помнил ни одного дня своего обитания в этой комнате без этой самой паутины.
Манта уже явно ушёл с головой в учёбу, и призрак тихо устроился в своём убежище, исподтишка наблюдая за своим соседом – первым за всё время его призрачного существования, кто относился к нему как к другу. И первым, чьи желания призрак действительно уважал.
Название: Чёртовы девчонки
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 578 слов
Пейринг/Персонажи: Канна Бисмарк
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: почему Канна так много курит
Примечание/Предупреждения: таймлайн Shaman Kimg: Flowers
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Чёртовы девчонки"
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 578 слов
Пейринг/Персонажи: Канна Бисмарк
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: почему Канна так много курит
Примечание/Предупреждения: таймлайн Shaman Kimg: Flowers
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Чёртовы девчонки"
Руки у Канны дрожали настолько сильно, что подкурить с первого раза не получилось. Она извела, наверное, с полкоробка спичек, прежде чем кончик сигареты наконец занялся красным и ей удалось набрать в лёгкие дыма, вкуса которого она даже не ощутила.
Чёртовы девчонки.
Во время очередного выговора Тамао по поводу сильного запаха никотина от кимоно Канна молча кивала, а стоило той скрыться за углом, доставала следующую сигарету. Что ей ещё оставалось делать, кроме как курить – в жизни обычной официантки было не слишком много радости. Порой она ловила на себе взгляды мальчика, в лицо которому старалась лишний раз не смотреть. Всё равно она сталкивалась с ним чаще, чем хотелось бы, и слишком часто, чтобы позволить себе забыть, на кого он так сильно похож. Эти взгляды не добавляли ей спокойствия: в них сквозили недоумение и жалость, его глаза были красноречивее любых слов. Хотя прямой вопрос, наверное, был бы ещё хуже.
«Как вы можете жить вот так?»
Каждое утро Канна, прежде чем открыть глаза, несколько секунд просто лежала, думая о том, что начинающийся день будет таким же спокойным и обыкновенным, как и последние несколько лет. Не этого ли она хотела, когда бродила по опустевшему родовому замку, не веря, что мирная жизнь закончилась так внезапно и кроваво? Не об этом ли она мечтала, когда пряталась в подвале, твердя про себя и вслух: «Пусть всё будет как прежде, пусть всё вернётся»?
Не об этом.
Зажив размеренной жизнью обывателя, она не вернула в свою душу покой, выжженный гибелью родителей и сменившийся равнодушием за годы служения Хао. Равнодушием ко всему и всем, кроме того, кто смог дать ей цель. После… возвращения Канна заставила себя обрести новый смысл, взяв под опеку младших девочек – она ведь была старшей, она не могла просто взять и бросить их, хоть и сама не видела резона в том, чтобы существовать в мире без Хао. Правда, сейчас она всё чаще ловила себя на мысли о том, что это они её опекают, а не она их.
Чёртовы ведьмы.
Изо всех сил стараясь сделать их жизнь нормальной, Канна упустила тот момент, когда Мари и Матильда перехватили из её рук управление – если оно вообще когда-либо ей принадлежало. Нет, внешне всё оставалось на своих местах: она командовала, они подчинялись. Только вот постепенно стало так, что команды свои Канна отдавала, ориентируясь на высказанные как бы вскользь пожелания, иногда даже вроде бы предназначенные не для её ушей. Девочки не говорили прямо, чего они хотят – но сама Канна не хотела вообще ничего, потому ей было легче и проще делать то и так, как больше нравилось им.
Пока они наконец не сказали.
Канна почувствовала боль и только тогда заметила, что сигарета догорела до самого фильтра. Она машинально поднесла пальцы к губам, облизнула обожжённые фаланги, подула и сжала кулак, впиваясь ногтями в ладонь.
Она не была готова к тому разговору.
Она не думала, что девочкам настолько опостылела их жизнь.
Она даже не предполагала, что они всерьёз задумываются о том, чтобы…
Канна вытряхнула из пачки новую сигарету, стиснула зубами фильтр, чуть не перекусив его пополам. В её голове было пусто и ясно.
Она даже не предполагала, что девочки всерьёз задумываются о том, чтобы снова стать ведьмами.
Канна закрыла глаза и негромко вздохнула, выпуская дым. Когда-то давно, в прошлой жизни – единственной жизни – Хао доказал ей, да и не только ей, всем троим, что нет безвыходных ситуаций. Похоже, девочки усвоили этот урок лучше, чем она.
Чувствуя, как пустота внутри неё постепенно, по капле заполняется уже почти забытым ощущением силы, Канна слегка улыбнулась.
Чёртовы девчонки. Кто бы мог подумать, что во второй раз её спасут именно они.
Название: На дне чайной чашки
Переводчик: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Оригинал: 茶壷の底 by 銀 青磁
Ссылка на оригинал: здесь
Размер: 814 слов
Пейринг/Персонажи: Кёяма Анна
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: как вышло так, что Анна попала к Асакурам?
Примечание/Предупреждения: преканон
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "На дне чайной чашки"
Переводчик: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Оригинал: 茶壷の底 by 銀 青磁
Ссылка на оригинал: здесь
Размер: 814 слов
Пейринг/Персонажи: Кёяма Анна
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: как вышло так, что Анна попала к Асакурам?
Примечание/Предупреждения: преканон
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "На дне чайной чашки"
Все мы невольно ищем себя в чужих глазах.
Без конца спрашиваем: «Что обо мне подумают, если я сделаю то, если скажу это? Что, если я кому-нибудь не понравлюсь? Если меня возненавидят?..» – и мечемся, не видя ответа.
Если бы только удалось найти ответ, то не было бы этих мучений
Если бы только…
Все стало бы так просто, узнай я, что чувствуют другие.
Я хочу знать чувства людей, сердца людей.
Если бы я могла заглянуть в чужие мысли, тогда... Всё было бы иначе.
Правда?
Ты правда хочешь знать, что думают люди?
Ты правда хочешь знать, что в их сердцах? Их чувства, их желания?
«Реальность всегда оказывается горше, чем мы думаем».
***
Я не хотела ничего плохого. И все же демона, что вселился в меня, я призвала сама.
Сама пожелала этого. Пусть даже демоны подтолкнули меня.
Но я просто загадала желание. Это все – не моя вина. Я только…
Правда?
Холодность родителей. Бесконечное тягучее время. Никто вокруг меня не понимал.
Мне было одиноко. Мне было… больно.
Я думала, что меня ненавидят. Не любят. Что я никому не нужна. Больше я не знала ничего. Я страдала и ненавидела. И демон пришел на мой голос, по тропам мононокэ из мира духов в мир живых.
Сердце, знающее лишь пустоту, звало друга. Мне нужно было немного счастья. Немного сил, чтобы выжить. Обмануться. Увидеть друга.
***
Смеркалось.
Последние солнечные лучи скользили сквозь оконную решетку, и на татами ложились легкие тени.
Со временем они удлинились, и тогда в ладони заплясал мячик, заколыхались в такт короткие пряди.
День вновь сменялся ночью.
Пей солнечный свет сколько угодно, но тени ни на волосок не сдвинутся со своего места.
Раз. Один ребёнок на ветру стоит.
Два. Двойная звезда в небе горит.
Три. Под звук свирели тебя я нашла.
Четыре. Сказка в ночи слышна.
Пять. Где-то в деревне людской
Шесть. Слышу я голос твой.
Семь. В комнате скрывшись, слёзы льёшь.
Восемь. А теперь решено всё, всё.
Девять. Дайте же выбраться мне.
И далеко в синих в небесах
Разольётся песня моя, тэмариута
Под тихие звуки песенки вверх и вниз взлетал мячик.
– Она опять разговаривала с деревом в саду, – тяжело вздохнула женщина, бросив прибирать со стола. От ужина так и осталась нетронутая пиала с рисом.
– У неё просто богатое воображение. Не надо так нервничать, – раздраженно бросил её муж, даже не отведя взгляда от газеты. Он устал от этого постоянно повторяющегося разговора.
Жена продолжила, словно не замечая его тона: – Но она пугает меня. Недавно она посмотрела в лицо прохожему и сказала: «Он скоро умрет! Бедненький!».
– Кто это был, не Сатой-сан? Он вчера умер… – нарочито небрежно ответил муж, но невольно нахмурился. Он чувствовал, что разговор ни к чему хорошему не приведет.
А жена все продолжала: – В тот раз она тоже шепталась с деревом сакуры перед прогулкой. А вдруг снова кто-то умрет? Как эта… может быть моей дочерью?..
– Не говори так!
– Но ведь…
– Всё равно, есть вещи, которые не говорят вслух.
– Да что ты говоришь! Ты ведь и сам так думаешь! Но тебе-то хорошо, ты почти не бываешь дома! Не смотришь в глаза соседям, все эти… совпадения не творятся у тебя перед самым носом! Ты ничего не знаешь, вот и можешь притворяться, какой ты хороший отец!
И она была права. Вовсе не её вина в том, что его так выводили из себя эти ежедневные жалобы. Он предпочел бы просто сказать себе, что это лишь совпадения, и забыть обо всем. Он не готов был принять то, что все вокруг считают его дочь чудовищем. Легче просто не обращать внимания.
– Но она всё же наша дочь. Такие вещи… Не стоит говорить.
– Да, но…
– К тому времени, как она пойдет в школу, всё пройдет. Часто же говорят, что маленькие дети видят незримое, – сказал он, пытаясь за слабой надеждой скрыться от пугающей реальности. Обмануться ещё хотя бы ненадолго.
– Да, пожалуй, – снова тяжело вздохнула жена. – Я надеюсь на это. – С тяжёлым сердцем она снова взялась за уборку. И почувствовала укол совести. Не следовало им так ругаться. Или стоило сначала отнести рис голодной дочери.
Недовольная дочерью мать. Одёргивающий её отец. Самые обычные родители, которых беспокоит трудный ребенок.
Вот только наблюдавшая за ними девочка видела все иначе. Она видела суть спора. Слышала голос, который не заглушить, даже зажав уши. Голос, рассказывающий ей безжалостную истину.
Пиала с рисом так и осталась стоять у дверей. Девочка не смогла бы даже притронуться к нему, так пропитался он ядовитыми мыслями. Всё, что пряталось за словами родителей, видно ей без малейших прикрас. Она уже понимала, что слова – пустая мишура, предназначенная скрыть неприглядную суть.
Тень, напоенная солнцем, давно растворилась в ночной тьме. В ушах девочки отдавался звук шагов, перед глазами расплывался узор решетки на смутно белеющей стене.
В руке больше не было мячика. Мир вокруг побелел и поплыл, разбиваясь каплями об пол.
С каждой новой упавшей каплей девочка, сжавшаяся в темноте, вздрагивала, изо всех сил стараясь не закричать. Она крепко обхватила себя руками за плечи – ведь больше никто не придет её обнять. Но и её собственные ладони слишком малы, чтобы послужить утешением.
В одиночестве она встретила ночь.
Название: Командир
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 393 слова
Пейринг/Персонажи: Джон Денбат, Марко Лассо
Категория: слэш
Жанр: односторонний UST
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: когда в жизни Денбата появились Судьи, он понял: вот он, командир. Настоящая команда
Примечание/Предупреждения: есть одно нецензурное слово
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Командир"
Его последний командир погиб в Белграде. А потом началась вся эта херотень с духами – сразу после контузии, когда он очнулся в больнице и увидел вокруг себя столько полупрозрачных сущностей, что его чуть тут же не хватил удар, а в проломленном затылке на место встали, кажется, все крошки черепа.
Потом командир не появился. Его комиссовали. А затем пришёл огонь.
Огонь слизнул с карты мира целый город, городишко в Черуэлле. Так у него не стало еще матери, отца, старшей сестры. И собаки Лаппи.
Со временем жальче всего стало Лаппи.
А потом пришли они.
Когда в жизни Денбата появились Судьи, он понял: вот он, командир. Настоящая команда.
Но Жанна говорила, что все они равны перед Богом. А она – самую чуточку равнее.
Джон в это не верил. Никогда такого не было, чтобы кто-то был равен другому. Кто-то всегда над кем-то. Солдатская сущность тянулась к единственному человеку, за которым он готов был пойти.
Ему хотелось до хруста вытягиваться, а связки буквально вопили – да, сэр, так точно, сэр!
А ещё немного сказывалась контузия. Не очень здорово в двадцать с лишним лет куда-то уехать умом.
А ещё у них главная – девица-альбинос с мазохистскими наклонностями.
Но суровый взгляд Марко мигом вправлял на место все ненужные мысли.
Иногда несладко трепало, и тогда Денбат дрожал от сожаления, что он – не врач. Ему нельзя смачивать вату в обеззараживающем растворе, проводить по коже, смывая кровь и пот, соединять раны нитками, поддевая кожу иглой. Как только мог, он срывался с постели, плюя на повязки, гипсы, сотрясения. Принести лекарства, подержать капельницу, провалить нахуй – он все это мог, был готов, как настоящий солдат. Но командиру – командиру, в самом деле его можно было так назвать – редко доставалось больше всех.
Чаще Денбат приходил в себя в госпитале или в медотсеке карго, а в дверном проеме маячила фигура. Белая, размытая, как совесть.
Как чувство собственного достоинства и дохрена крови, которую они зачем-то пролили.
Но Джон почему-то не спрашивал, зачем.
Незадолго до отправки в Белград ему перестали сниться сны. И только иногда – тягуче-плохо приходя в себя – он просыпался в полной темноте каюты и долго лежал просто так, прежде чем отправиться в душ.
В голове гудели церковные хоралы, простыни были мокрыми. Перед глазами – образы. Далеко не святые.
– Денбат, зайди.
Джон шумно вздохнул сквозь зубы, прислонился лбом к холодной стене коридора. По телу к голове прошлась волна вязкого жара, рубашка прилипла к спине. Потеребив узел пёстрого – боже, храни Королеву – галстука, Денбат шагнул в каюту.
Название: Предложение, от которого невозможно
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 476 слов
Пейринг/Персонажи: Фауст, Йо, Рен, упоминаются Анна и Элиза
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Фауст меняет профессию
Примечание/Предупреждения: Фауст-психоаналитик, аниме-канон
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Предложение, от которого невозможно"
Автор: fandom Shaman King 2014
Бета: fandom Shaman King 2014
Размер: драббл, 476 слов
Пейринг/Персонажи: Фауст, Йо, Рен, упоминаются Анна и Элиза
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Фауст меняет профессию
Примечание/Предупреждения: Фауст-психоаналитик, аниме-канон
Для голосования: #. fandom Shaman King 2014 - "Предложение, от которого невозможно"
Фауст закончил точить карандаш, отложил в сторону скальпель и взял в руки блокнот.
– Хочешь об этом поговорить, Йо-кун?
Выражение его лица настораживало, и Йо покосился на него с сомнением.
– О том, что ты решил сменить профиль и завязал с хирургией?
– А кто тебе сказал, Йо-кун, что я завязал? – Фауст мечтательно улыбнулся.
Йо поёжился, но всё-таки откинулся на диванчик. Диванчик оказался мягким и расслабляющим.
– Мне кажется, Анна не воспринимает меня как мужчину, – устроившись поудобнее, заговорил Йо. – Нет, меня это не особенно беспокоит... – продолжал он, разглядывая потолок, – но Рен меня тоже не воспринимает.
Фауст поднял брови и изобразил заинтересованность.
– Совсем не воспринимает, – категорично добавил Йо.
– А как друга? – уточнил Фауст.
Йо отрицательно покачал головой.
– А как личность? – не сдавался Фауст.
– Эм-м... Я как-то не задумывался, – признался Йо. – Но, по-моему, тоже не воспринимает. Он сказал мне, что я точно женюсь на Анне, раз она так говорит. И что я идиот.
Фауст сделал в блокнотике пару пометок.
– А ты не думаешь, Йо-кун, что этими словами он пытается уберечь тебя от опрометчивого шага?
– От Анны, что ли? – искренне удивился Йо. – Да разве от неё можно уберечь?
Фауст повертел в руках карандаш.
– От неё можно только предостеречь, – согласился он. – И то с оглядкой.
– Значит, Рен так и будет называть меня идиотом, потому что я всё равно женюсь на Анне? – спросил Йо.
Фауст авторитетно кивнул. Йо задумчиво покусал нижнюю губу.
– А, ну и ладно, – он закинул руки за голову и, развалившись на диване, добавил: – Я верю в Рена, на самом деле он добрый. Наверное, зря я у него молоко вчера выпил. И предложение Анне сделал. Вернее, Анна сама мне его сделала... Ну, ты её знаешь... – тут он слегка смутился.
Фауст покосился на фотографию Элизы. Она появилась на его рабочем столе в первый же день и с тех пор занимала свое законное место рядом со скальпелем и степлером.
– Понимаю, Йо-кун, – отреагировал, наконец, Фауст. – Предложение, от которого невозможно отказаться, да?
– Оно, – подтвердил Йо. – Но Рен сказал, что придёт на мой мальчишник. Обещал надрать мне задницу. По-моему, будет немного напряжённая свадьба, да?
– Не то слово, – мрачно пообещал Рен, неожиданно нарисовавшись в дверях. – Фауст, можно я твоего пациента... позаимствую?
Йо быстро вскочил на ноги, а Фауст заинтересованно замер с карандашом в руках.
– Я ему ещё не договорил про свадьбу, – пояснил Рен. – Я ему сейчас тут сделаю предложение. От которого невозможно отказаться, если жить хочется.
Его тонгари грозно топорщилось, а злые жёлтые глаза продолжали сверлить Йо. Тот помялся немного, а потом просиял и предложил:
– Может, тебе тоже жениться?
Рен посмотрел на него, как на дебила, а Фауст сочувственно изрёк:
– Никогда бы не подумал, что скажу это, но тебе не хватает эмпатии, Йо-кун.
– Мозгов ему не хватает, – поправил Фауста Рен. – Мир, значит, вместе спасали, а жениться первый захотел! Да я... я тоже тогда женюсь!
Он перевёл дух, собираясь продолжить свою полную угроз тираду.
Йо вздохнул, а Фауст перевернул страницу в блокноте и с профессиональным любопытством окинул взглядом Рена.
– Хочешь об этом поговорить, Рен-кун?